Согласиться - пропасть

15 апреля 2007 года. "Марш несогласных" в Петербурге. Вернее, санкционированный властями митинг оппозиции у ТЮЗа. Небольшая площадь, разгороженная металлическими турникетами на несколько секторов. В середине загон, в котором теснится примерно тысяча человек (столько было заявлено организаторами митинга). Вокруг, за первым ограждением, пустая "нейтральная полоса", "запретка", как на зоне. За вторым рядом ограждения — шеренги внутренних войск, ОМОНа, еще каких-то спецподразделений. В серо-голубом камуфляже, в защитном камуфляже, просто в черном. Со щитами, в бронежилетах, в шлемах с забралами. Их чуть ли не больше, чем митингующих.

Вдоль Загородного проспекта, на который выходит площадь, — глухая стена из вплотную пригнанных друг к другу автобусов и грузовиков. Она тянется далеко влево и вправо от площади. Движение по проспекту полностью перекрыто. Попасть на площадь можно лишь по узкому коридору от станции метро "Пушкинская" через несколько кабинок с металлоискателями, как в аэропорту. В небе барражирует милицейский вертолет. Периодически он зависает над митингующими почти что на уровне окрестных зданий, глуша своим мотором все, что говорится на площади. В районе митинга блокирована мобильная связь...

Это не напоминало широкомасштабную военную операцию, как часто приходится слышать. Это и была самая настоящая широкомасштабная военная операция. Невозможно было более ярко и откровенно продемонстрировать, что нынешняя власть находится в состоянии открытой войны с российским обществом. А на войне как на войне. Тут необходимо анализировать действия противника, просчитывать его вероятные маневры, а для этого надо знать его мотивы, задачи, которые он ставит, понимать его логику.

С "оперативно-тактической" точки зрения все эти загородки, узкие коридоры, металлоискатели, ряды автобусов и омоновцев преследовали две вполне конкретные цели. Во-первых, максимально уменьшить численность потенциальных участников митинга, затруднив доступ на площадь и создав на ней и вокруг нее гнетущее ощущение опасности, "мешка", ловушки, в который народ загнали, изолировали и теперь смогут сделать с ним что захотят. Чтобы преодолеть все эти материальные и психологические барьеры, надо было проявить немалое упорство в стремлении во что бы то ни стало принять участие в митинге.

Во-вторых, исключить прорыв митингующих на какую-либо из городских магистралей. Шествия потому так и ценны для оппозиции, что они, как действие активное, намного притягательнее митингов. Они имеют тенденцию к самовозрастанию в ходе движения, вовлекая в свои ряды сочувствующих из числа случайно оказавшихся рядом прохожих. Все это понятно и, по большому счету, не так интересно, ибо не помогает ответить на вопрос об "их" мотивах.

Большинство оппозиционных наблюдателей сходится на том, что власть сама себя запугала созданным ею же призраком "оранжевой революции", сама себя довела до истерики, пребывает в панике и действует неадекватно. Ведь она очевидно проигрывает морально-политически, дискредитирует себя, увеличивает число своих противников, радикализирует оппозицию, заставляет и сравнительно лояльных людей возмутиться. Она сама толкает страну к революции.

Основания для "нервности" у властей, конечно, есть. Система, в которой заблокированы каналы влияния общества на власть, а впечатление "стабильности" создается при помощи виртуальных суррогатов полнокровной общественно-политической жизни, картонных декораций, - такая система ненадежна. В ней невозможно предусмотреть, где, когда и с чего ее прорвет. Но из этого часто делается вывод, представляющийся мне упрощенным: власть действует во вред себе, ее действия нельзя объяснить с точки зрения нормальной логики и здравого смысла. Появилась даже несколько "конспирологическая" версия: одна из борющихся за власть околокремлевских группировок намеренно провоцирует обострение политической ситуации.

Но давайте подойдем к вопросу с другой стороны: а нет ли у нашей "политической элиты" каких-то целей, ради достижения которых она сознательно готова идти на известные морально-политические потери и связанные с этим риски? За какую такую "господствующую высотку" идут ожесточенные бои между властью и радикальной оппозицией в последние месяцы?

Борьба идет прежде всего по вопросу о применении закона о митингах и шествиях. И дело здесь не только в том, что власть стремится лишить оппозицию возможности проводить шествия, так как шествия — это более мощное оружие, чем "стационарный" митинг, и поэтому его надо выбить из рук противника. Власть пытается утвердить порядок, при котором она будет произвольно решать, в какой форме давать гражданам возможность выражать свои политические устремления. Вы хотите шествие, а мы вам разрешим только митинг.

Между тем в законе записано обратное. Там записано, что если заявлено шествие, а власти не находят возможным провести его по намеченному организаторами маршруту, они обязаны предложить организаторам другой маршрут. Маршрут для шествия, а не площадку для стояния. Но власти считают, что они ничего никому не обязаны. Что записано в законе, неважно. Важнее, что скажет заместитель фюрера по партии. А он уже сказал, что улицы российских городов не место для политических демонстраций. Завтра он еще скажет, что площади российских городов не место для политических митингов. Говорил же он, что парламент не место для дискуссии.

Итак, власть ведет вполне осознанную и целенаправленную борьбу за свое кровное право вообще не подчиняться закону, а действовать исходя из целесообразности (целесообразности для себя, разумеется). Путинский режим последовательно выстраивает систему, в которой Его Величество Государство будет отпускать гражданам порции гражданских прав по рецептам. При этом оно же будет решать, какой группе граждан какую дозу выписать.

"Идеологически близким" (например, дугинским "евразийцам") можно побольше. А вот "Другая Россия" перебьется… Граждане же будут понуро стоять в очереди за своей пайкой свободы в разгороженном турникетами пространстве и подходить к окошечку выдачи строем между рядами конвоя. А чтобы они не заблудились в запутанном лабиринте узких проходов, на то омоновские дубинки. Они должны знать, что по законам того социума, в котором они живут, шаг в сторону рассматривается как попытка к побегу.

Это еще не тоталитаризм. При тоталитаризме политические права и свободы не предусматриваются вообще, даже по рецепту. Это называется Полицейское Государство. Оно и явилось к нам во всей своей красе на площади у ТЮЗа в Петербурге. Правда, наши начальники уже обогатили новоречь путинского режима новым словосочетанием для обозначения такой системы. К "суверенной демократии" добавилось "эффективное правовое государство". Теперь это так называется.

Так что мы имеем дело не с беспорядочными и истерическими метаниями впавшей в паранойю власти, а с последовательной реализацией, как сейчас модно говорить, нацпроекта. Причем главного нацпроекта правящей элиты. Он состоит в превращении России в Большую Зону, над воротами которой красуется издевательская вывеска с надписью "эффективное правовое государство".

И происходящее сейчас вокруг "маршей несогласных" — это не импульсивная реакция властей на конкретную "разовую" угрозу, не тактические бои местного значения. Это стратегическое сражение за установление долговременных правил игры. Режим стремится к тому, чтобы запреты общественно-политических мероприятий превратились в повседневность, в "бытовое явление", и стали восприниматься как норма жизни.

То же относится и к избиениям. Казалось бы, зачем жестоко бить дубинками при задержаниях в большинстве своем не сопротивляющихся людей? Ведь в этом нет никакой "военно-технической" необходимости, даже с точки зрения поставленной задачи "задержать". И ни один вменяемый милицейский начальник такого прямого указания не даст, ведь он-то прекрасно понимает, что за это можно и в тюрьму попасть. Но и рядовой боец не станет так подставляться, если ему не намекнут достаточно прозрачно на инструктаже, чего от него хочет высокое начальство. Если это начальство не будет после каждого такого случая важно заявлять для прессы: все было по закону. Путем систематического унижения общества власти добиваются потери гражданами чувства собственного достоинства.

И настолько же, насколько для властей важно заставить общество смириться с навязываемыми ими правилами, оппозиции важно продемонстрировать властям, что как раз эта цель ими и не достигается. Только это может убедить режим в том, что издержки не окупаются, и заставить отступить. Исход сражения будет зависеть от того, насколько массовым окажется гражданское неповиновение уже доходящим до маразма запретам, например, попытками запретить публичное упоминание Национал-большевистской партии. Это ведь тоже дело принципа: может ли власть запрещать гражданам произносить каие-то названия, потом имена, потом дойдет дело до упоминания каких-то событий...

И повторю еще раз то, о чем я уже говорил: сегодня как никогда нам всем необходима солидарность. Невзирая на все имеющиеся расхождения, на то, что кто-то кому-то просто не нравится. Иначе мы все окажемся в таком же "мешке", как у питерского ТЮЗа, и неизвестно, сколько времени и с какими потерями нам придется из него вырываться.

Александр Скобов